Повесть «Сотников», написанная в 1970 году, относится к так называемому «партизанскому» циклу. Первоначальное название было «Ликвидация». Это произведение открыло новый этап в творчестве В. Быкова. Нужно отметить, что повесть появилась главным образом в результате поиска ответов на жизненно важные для автора вопросы. Во-первых, «что такое человек перед сокрушающей силой бесчеловечных обстоятельств?», и, во-вторых, «на что он способен, когда возможности отстоять свою жизнь исчерпаны им до конца и предотвратить смерть невозможно?». Повесть писалась быстро и легко. Начав с образа ночной зимней дороги, для Быкова несложно было отразить логику поведения героев, их характеры, реакцию на происходящие события.
Действие повести развивается почти непрерывно и продолжается двое суток. Особенности композиционного построения дают возможность автору сопоставить и сравнить не только поведение героев, но и мотивы, которыми они руководствовались. Таким образом, внутренне диалогичная структура повести предоставляет героям равные возможности для самораскрытия. Сотникову – чтобы постоянно судить себя, проверять нравственную обоснованность своих поступков; Рыбаку – для самооправдания.
Сюжет повести строится на хронотопе дороги. Два партизана, Рыбак и Сотников, идут в ближайшую деревню за провизией для оставшегося на болоте отряда. Дорога очень трудна и опасна, так проходит через захваченное врагом пространство. Кроме того, действие происходит зимой, когда не дают пощады жгучие февральские морозы. В результате целого ряда случайностей Сотников и Рыбак оказываются в ситуации, где им оставлен единственно возможный выход.
В произведении Рыбак и Сотников прижаты друг к другу обстоятельствами, когда один непременно присутствует в мире другого. У героев много общего: сближающее армейское прошлое, бой в лесу, пребывание в партизанском отряде. Уклонения от общей жизни, помимо воспоминаний и снов случаются лишь тогда, когда Сотников в одиночку отстреливается и когда их порознь допрашивают. То, что происходит в последней главе, касается только Рыбака, потому что Сотникова уже нет в живых. Поэтому в тот роковой день они поначалу не разделяли своих судеб. Так, уже связанный, на телеге Рыбак окончательно убеждается, что «они пропали». Однако наряду с общим счетом у него пошел свой, отдельный от Сотникова, который пересилил и взял верх.
Пристально и неторопливо воссоздает писатель в Сотникове характер человека цельного и последовательного в своей героической жизни и героической смерти. Но есть в повести свой поворот в изображении героического. Автор стремится не к описанию еще одного образца мужественного поведения, а к исследованию тех нравственных качеств, которые дают человеку силу перед лицом смерти.
Образ Сотникова отличается категоричностью, неуступчивостью, несгибаемостью, высокой принципиальностью. Для него любая жизненная ситуация, даже самая обыденная и заурядная, непременно проходит проверку нравственностью. Не быть обузой для других ни при каких условиях, не стараться уменьшить меру своей ответственности, всегда требовать от себя больше, чем от других – вот каким принципам следует Сотников неукоснительно. Поэтому он ведет перестрелку с немцами, когда другие отошли, поэтому, несмотря на болезнь, он идет на задание. Суровые уроки войны, укрепившие его волю к сопротивлению обстоятельствам, показали, что тем, кто преодолел страх смерти, фашистские палачи уже ничего не смогут сделать: «Сотников на всю жизнь запомнил, как летом в полевом шталаге немцы допрашивали пожилого седого полковника, искалеченного в бою, с перебитыми кистями рук, едва живого. Этому полковнику, казалось, просто неведомо было чувство страха, и он не говорил, а метал в гестаповского офицера гневные слова против Гитлера, фашизма и всей их Германии…
Разумеется, полковника затем расстреляли, но те несколько минут перед расстрелом были его триумфом, его последним подвигом, наверно, не менее трудным, чем поле боя».
Однако, жизнь - сложнее схемы. Так, первоначально осудив деревенского старосту, Сотников был уверен, что нельзя «сочувствовать человеку, который согласился на службу у немцев и, так или иначе, исполнял эту службу». Но в подвале у полицаев, узнав причины, побудившие его к такому действию, герой поймет, что был не прав по отношению к старику. Заметна у Сотникова и недоверчивость, даже жестокость к людям. Только к концу произведения он преодолеет в себе эту прямолинейность.
Нужно отметить, что в Сотникове живет какая-то внутренняя готовность к смерти, выступая частью его военного существования. Ему, как и Рыбаку, всего двадцать шесть лет, но молодости в нем нет. В отличие, например, от Ивановского, героя повести «Дожить до рассвета», у него позади целая жизнь: учительский институт, работа в школе, служба в армии, командование гаубичной батареей. Однако эти события лишь упоминаются автором. Отсутствие мирной жизни в памяти героев, кроме двух эпизодов детства, является одной из отличительных особенной данного произведения. В воспоминаниях Сотникова только ближайшее, бередящее военное: разгром полка, неравный бой с танками, события в партизанском отряде. Таким образом, его сознание не способно вместить ничего, кроме войны.
Такая твердая и бескомпромиссная, порой доходящая до жестокости, позиция помогла герою устоять перед смертью, не предав ни себя, ни других, ни дело, которому он служил. Однако, безразличия к своей жизни, «тяги» к смерти, смирения в Сотникове нет. Герой повести до последнего борется за свою жизнь и когда бежал из плена, и когда вел перестрелку с полицаями, так как знал, что только жизнь является «единственной реальной ценностью для всего сущего и человека тоже».
Сцена казни – момент особенного внутреннего напряжения в развитии сюжета. Сотникову теперь особенно дороги и далекая церквушка, и заснеженное пространство, и чахлые деревца, и пригорюнившиеся фигурки людей.
В произведении Быков находит способ преодоления внешней пространственно-временной замкнутости. Так, особое значение приобретает образ мальчика в буденовке. Он становится «носителем» дорогой для Быкова идеи – взаимосвязи времен. Мальчик принимает «эстафету» мужества, долга, совести.
Безусловно, поведение Сотникова выражает подлинную авторскую позицию. При попытке взять всю вину на себя, сняв ее со старосты и Демчихи, попавших в застенок за помощь партизанским разведчикам: «Он понял, что не вправе погибнуть прежде, чем определит свои с ними отношения, ибо эти отношения, видно, станут последним проявлением его Я перед тем, как оно навсегда исчезнет». Своеобразной кульминацией этой сложной, диалектической мысли стали принадлежащие автору и герою слова: «По существу он жертвовал собой ради спасения других, но не менее, чем другим, это пожертвование было необходимо и ему самому». У Рыбака же была просто жажда жить, ничем значительным не «отягощенная»: «появилась возможность жить – это главное. Все остальное – потом». Таким образом, автор подчеркивает, что в Сотникове проявление его собственного Я нераздельно с ответственностью перед людьми.
В сознании Сотникова мукой, виной, вопросами все соединяется в единую цепь: и та маленькая девочка, бегавшая за полицаями, и эта могилка, и страдание Демчихи, оторванной от детей. В сознании же Рыбака все существует в отдельности, и потому сочувствие к Демчихе легко сменяется безразличием к ней, а отчаянное желание выручить Сотникова вытесняется мыслью о том, что смерть его была бы кстати. Как видим, нравственные принципы являются соединяющей, скрепляющей и обязывающей силой, влекущей человека к постоянству и к твердой убежденности. Таким образом, в поведении Сотникова воплощена мысль писателя не о пользе и смысле смерти, а о смысле и достоинстве жизни.
С первых страниц повести кажется, что сильный и сообразительный Рыбак более подготовлен к совершению отважного поступка, нежели хилый и больной Сотников. Во всех поступках Рыбака (до чердака у Демчихи) чувствуется партизанская и житейская опытность, предприимчивость, энергия, сила и надежность. Он во время пути постоянно оказывает помощь Сотникову. Отдает свое вафельное полотенце, чтоб замотал горло, отсыпает горсть паленой ржи, предлагает вернуться в отряд («Если плох, топай назад»). Это он сообразит, как держать себя со старостой, и раздобудет у того овцу, а на пепелище, огорченный невезением, подумает не о себе, а о товарищах, что «мерзли теперь на болоте», и, наконец, уже убежавший от полицаев, вдруг поймет, что «уходить нельзя», вернется и сделает все, чтобы спасти Сотникова. Да и в трудном разговоре с Демчихой, понимая какую огромную беду могут они навлечь на ее дом, находит, может быть, не лучшие, но ясные и необходимые слова. Таким образом, нет никаких оснований говорить, что все это – проявление показного, неискреннего чувства, скрывающего темную суть. Но в какое-то мгновение в герое произошел пока неясный для него самого душевный переворот: лицо Сотникова, «потемневшее на стуже, истерзанное болью», вдруг показалось Рыбаку почти незнакомым и чужим. С этого момента в его сознании все чаще смешивались «невольная жалость» к Сотникову, «неопределенная досада-предчувствие – как бы этот Сотников не навлек беды на обоих», и все чаще напоминала о себе, «временами заглушая все остальное, тревога за собственную жизнь». И то, что в начале пути как-то прощалось и вызывало сочувствие, теперь все чаще осознается Рыбаком как причина невезения, а позднее – катастрофы. Так, в доме Демчихи он «почти с неприязнью слушал нездоровое дыхание товарища». И только теперь читатель понимает, что это была забота, прежде всего, о самом себе: как объяснить в отряде, что он бросил товарища в беде; стоит ли нагружать Сотникова, если из-за этого они будут идти медленнее и т.д.
В этой повести, пожалуй, впервые сфера психологического вместила не только жестко мотивированное и осознанное, но и то, что поднимается из глубины души в ответ на вызов и давление чрезвычайных обстоятельств. В тот момент, когда герои были схвачены, состояние и мысли Рыбака стали передаваться словами, допускающими все новые варианты и возможности выйти из положения.
Это стремление отодвинуть неприятное, забежать как-нибудь со стороны, «немного и в поддавки сыграть» проявляется и в отношении Рыбака к старосте и Демчихе. Рыбак удивляется, как это старосте не пришло на ум свалить вину на разведчиков, и легко смиряется с тем, что «пожалуй, придется отказаться от непосильного теперь намерения выгородить Демчиху… До Демчихи ли тут, когда неизвестно, как выкарабкаться самому». Возможность потом причинить вред врагу полностью оправдывает для него любые средства сегодня.
Вряд ли это можно назвать его сознательной жизненной программой, но ведь так трудно бывает провести грань между намереньем бороться впоследствии и желанием подальше отодвинуть выбор. Так всю жизнь подальше отодвигал от себя неприятности Рыбак, не желая задуматься над тем, что нравственная смерть часто приходит прежде смерти физической.
В одной из литературных бесед с Л. Лазаревым Быков отметил, что «причины падения Рыбака в его душевной всеядности, несформированности его нравственности <…> Он не враг по убеждениям и не подлец по натуре, но он хочет жить вопреки возможностям, в трудную минуту игнорируя интересы ближнего, заботясь лишь о себе. Нравственная глухота не позволяет ему понять глубину его падения».
Нельзя не заметить, что для Рыбака граница между нравственным и безнравственным – понятие смутное и неопределенное. Например, ему кажется, что напарник, идя на задание, из упрямства и самолюбия не стал говорить о своей болезни. В то время как Сотников объясняет это так: «Потому и не отказался, что другие отказались». Постепенно, чем круче будет затягиваться вокруг партизан узел обстоятельств, тем больше будут раздражать Рыбака «твердолобое упрямство, какие-то принципы» Сотникова. Дело в том, что для него принципы – сфера сугубо дисциплинарная, внешних установлений, а не внутренней убежденности. Вместе со всеми – в строю, под началом командиров – он не ударит лицом в грязь, так как здесь действуют заранее определенные правила, приказы, которым привычно и добросовестно следует. Предоставленный же самому себе Рыбак легко сбивается с истинного пути.
Добро и зло в единственном желании выжить теряют для Рыбака свою определенность. В те секунды, когда еще что-то можно было исправить и сделать верный шаг, в те секунды, когда Сотников принял вину на себя, решительно ничего не произошло в душе Рыбака, только вспыхнула «маленькая спасательная искорка», а вдруг поверят Сотникову? Как видим, Быковым достигнуто полное самораскрытие героя, где высказаны самые потаенные мысли.
Автор связывает предательство с ничтожностью морально-этических представлений Рыбака. У него не хватило моральной силы, чтобы быть не только неплохим партизаном, но и до конца выстоять в трудных обстоятельствах, заплатив за это ценой своей жизни. Страх смерти, желание выжить любой ценой оказывается сильнее всех других чувств, которые еще могли бы связать его с прежней жизнью, с товарищами, с Сотниковым. Еще не веря в свое падение, Рыбак цепляется мыслью о том, что он и не собирается по-настоящему предавать и служить немцам, что, согласившись служить, он только сделает вид, что согласился, а там «может еще и вывернется и тогда уж наверняка рассчитается с этими сволочами за его (Сотникова) жизнь и за свои страхи тоже». Оправдывая свой поступок, Рыбак смутно чувствовал, что «виноват в чем-то, но старался убедить себя, что большой вины за ним нет». Быков писал: «Рыбак не подлец по натуре; сложись обстоятельства иначе, возможно, проявилась бы совсем другая сторона его характера, и он предстал бы перед людьми в совсем ином свете. Но неумолимая сила военных обстоятельств вынудила каждого сделать самый решающий в человеческой жизни выбор — умереть достойно или остаться жить подло. И каждый выбрал свое» . Духовная глухота не позволяет Рыбаку понять глубину падения. Только в конце он с непоправимым опозданием видит, что в некоторых случаях выжить не лучше, чем умереть. В плену Рыбак уже неумолимо скатываясь в бездну предательства.
Интересно, что одна из непрочитанных книг Рыбака названа в повести – это библия. В доме старосты он впервые видит и держит ее в руках. Параллельно в воспоминаниях Сотникова она возникнет как толстая книга «в черном тисненом переплете», лежащая на материнском комоде. Мальчишкой он иногда листал ее «желтые, источавшие особенный, обветшало-книжный запах страницы». В «странном» сне Сотников увидит отца, бывшего краскома, героя гражданской войны, закончившего свои дни часовщиком, и услышит его слова: «Был огонь, и была высшая справедливость на свете…». Уже перед самым концом, едва держась на ногах, Сотников бредет к месту казни и думает о том, что много человеческих жизней «со времен Иисуса Христа было принесено на жертвенный алтарь человечества», да «многому ли они научили это человечество»? Эти соприкосновения с миром религии вряд ли случайны. Они позволяют острее ощутить и полную моральную безопорность Рыбака, и человеческие страдания, и трагическую их повторяемость.
Мир Рыбака сохраняет свою неоднородность, противоречивость до конца повести, в нем не прекращается какая-то внутренняя борьба.
В главах, организованных точкой зрения Сотникова, ощущается внутреннее напряжение, беспокойство, исповеднический тон отдельных повествовательных фрагментов.
Горечь нравственного урока, надежда на возмездие, вера в торжество добра и непрерывности духовного родства поколений наполняют повесть философским звучанием.
|
